Ночь исцеления борис екимов герои. Бориса Екимова «Ночь исцеления

Личук Александра, 9 класс

Эхо прошедшей войны… 65 лет прошло с того дня, как отгремела самая кровавая, беспощадная война. Но это слово звучит и поныне, оно в глазах дедушек и бабушек, в памяти тех, кто сражался на полях войны, видел смерть и страдания, кто жил в то страшное время. Ведьсчитает поэтесса Н.Стручкова. Великая Отечественная война. Те, кто пережил её, не могут избавиться от душевных ран, нанесённых войной, до сих пор кричат по ночам от страшных воспоминаний. А те, кто родился после войны, даже близкие люди, не всегда понимают, не всегда сочувствуют пережившим это страшное событие. Вот об этом рассказ Бориса Екимова «Ночь исцеления» (1986г.)

Скачать:

Предварительный просмотр:

Муниципальное общеобразовательное учреждение

«Средняя общеобразовательная школа № 8

Волжского района г. Саратова»

Как важно вовремя успеть…

(По рассказу Б.П. Екимова «Ночь исцеления»)

Творческая работа

Саратов, 2010

Введение

Эхо прошедшей войны… 65 лет прошло с того дня, как отгремела самая кровавая, беспощадная война. Но это слово звучит и поныне, оно в глазах дедушек и бабушек, в памяти тех, кто сражался на полях войны, видел смерть и страдания, кто жил в то страшное время. Ведь «…не бывает совсем не пострадавших от войны», - считает поэтесса Н.Стручкова. Великая Отечественная война. Те, кто пережил её, не могут избавиться от душевных ран, нанесённых войной, до сих пор кричат по ночам от страшных воспоминаний. А те, кто родился после войны, даже близкие люди, не всегда понимают, не всегда сочувствуют пережившим это страшное событие. Вот об этом рассказ Бориса Екимова «Ночь исцеления» (1986г.). Борис Петрович Екимов в годы войны был совсем маленьким, но рассказы мамы и других очевидцев запали ему в душу, заставили взяться за перо. В своей работе я попыталась проанализировать не только содержание произведения, но и выяснить:

- какое место занимает данный рассказ в творчестве писателя;

1. - как автор описывает внутренний мир своих героев, объясняет психологию их поступков;
2. - в чем актуальность данного произведения для современного читателя.

Глава 1. Художественный мир писателя

Как прозаик дебютировал в 1965 году. Первая книга писателя - «Девушка в красном пальто» - появилась в издательстве «Современник» в 1974 году. Она стала «заявкой» на собственное место в литературе. Потом были другие книги: «У своих», «Офицерша», «Доехали благополучно», «Последняя хата», «Тёплый хлеб», « Ночь исцеления» и др. Имя его заняло прочное место в столичных журналах. Бориса Екимова нередко называют «проводником литературных традиций Донского края» . Лейтмотив его произведений – реальные жизненные будни простого человека. Это близко и понятно многим, поэтому книги пользуются в России огромной популярностью.

Дмитрий Шеваров, обозреватель газеты «Труд», так объясняет популярность произведений Бориса Петровича: «Всякий, кто читал хоть один рассказ Екимова, наверняка запомнил писателя. И хотя все его герои - жители задонских хуторов, каждый скажет: это про нас, про меня. Про нашу жизнь - тревожную, разбитую на осколки. Силой таланта и любви писатель бережно собирает эти осколки в повествование, которое, думаю, надолго останется в русской литературе…». Б.П. Екимов считает, что литература занимается созиданием души, поэтому он и стал писателем. По его мнению, взросление человека начинается с бескорыстной готовности разделить боль, утешить страдающего. Как считает Борис Екимов, самое ценное в человеке – его душа.
В рассказе «Мальчик на велосипеде» один из героев, размышляя о смысле жизни, приходит к такому выводу: «Человеку, в общем-то, нужен кусок хлеба и кружка воды. Остальное - лишнее. Хлеб и вода. Вот он и живет. И душу живую» . Один из рассказов Б. Екимова так и назван - «Живая душа», и в названии этом прочитывается несколько смыслов. «Живая душа» - любимое присловье бабы Мани, со смертью которой так трудно примириться восьмилетнему мальчику Алеше. Живая душа - это и брошенный на морозе, никому не нужный теленок. Его жизнь должна угаснуть, не начавшись: нет в колхозе условий для выращивания «неплановых» телят, от них всем одна лишь морока. Счастье, что маленький Алеша не успел постичь мудреную логику взрослых, он чувствует своим сердцем только одно: теленок не должен замерзнуть, погибнуть, потому что он уже никогда не оживет. «Мертвые не приходят. Их уже никогда не будет, вроде и не было» . Герои Б. Екимова в большинстве своем обычные, внешне ничем не примечательные люди, показанные в обыденной жизни. Однако в определенной ситуации они совершают поступки, продиктованные не личной выгодой или практическими соображениями, а состраданием к другому человеку, способностью понять чужую боль. Б.П. Екимов – лауреат различных профессиональных наград, в том числе Государственной премии РФ (1998г). В 2008 году Б.П. Екимов стал лауреатом литературной премии Александра Солженицына. Его назвали «новым деревенщиком» и «нравственником» . Премия Александра Солженицына - одна из самых крупных и престижных наград России. Ее лауреатами были академики Владимир Топоров и Александр Панарин, прозаики Валентин Распутин, Евгений Носов, Константин Воробьев (посмертно), Алексей Варламов, поэтесса Инна Лиснянская, режиссер Владимир Бортко, артист Евгений Миронов и другие деятели искусства.

Сейчас готовится к изданию новая книга Бориса Екимова «Не надо плакать...». Очень характерное название. Не надо плакать, отчаиваться, надо доверять естественным законам жизни и любить свою страну, в каком бы состоянии она ни оказалась. От произведений Бориса Екимова остается чувство, что Россия жива, живет и будет жить вполне счастливо.

Глава 2.

О доброте мы забываем,

Отдавшись власти маеты…

В рассказе Б.П. Акимова «Ночь исцеления» нет описаний сражений, сцен массовых подвигов, которые совершали люди в годы Великой Отечественной войны. Скорее, это произведение о жестоких послед ствиях войны. Действие происходит в семидесятые-восьмидесятые годы XX века. Столько лет прошло, как отгремели последние военные залпы, мир ликовал: победа. Но тяжелое время, горе, пережитое во время войны, не отпускает бабу Дуню, главную героиню рассказа «Ночь исцеления», оно крепко засело в ее памяти, в душе. Женщина, будучи матерью нескольких детей, потеряла карточки на хлеб, что означало голодную смерть. И через много лет, после того, как закончилась война, её не оставляют пережитые страдания. Ночи в слезах, словно наказание. Тревожный сон. Сон о том, как она потеряла хлебные карточки. «Карточки... Где карточки? В синем платочке... Люди добрые! Не дайте помереть! Петяня! Шурик! Таечка!» - вот уже много лет кричит она во сне. Сны бабы Дуни возвращают читателя к событиям войны. Голод, болезни, потеря близких долгие годы не оставляют в покое стариков, заставляют не забывать те страшные годы. Эти сны дают нам возможность понять и то, что последствия войны могут причинять не только физическую боль, но также могут явиться причиной психологических страданий человека. В такое время обязательно рядом должен быть человек - опора, поддержка в трудную минуту. Теперь настал черед детей заботиться о матери в знак благодарности за ее заботу о них. Но поражает, что взрослые дети бабы Дуни, которых она спасла от голодной смерти, сейчас отдалились от нее, они «свили гнезда в городе», «наезжали редко - хорошо, коль раз в год», «к ней, в родительский дом, приезжали лишь в отпуск, по лету». «И снова баба Дуня осталась одна». Ведет хозяйство одна, ей физически трудно. Но главное – она одинока. И это одиночество тяжело давит на нее. Жизнь течет однообразно, ей нечем отвлечься от тяжелых воспоминаний, и они берут верх над ней. Ей так не хватает детей. Она их вырастила с такой любовью, всю душу вложила в них, боролась за них, спасла в трудные военные и послевоенные годы. Все тяжести и горести той жизни мать взвалила на свои плечи, оберегая детей. Даже на сборы желудей ходила одна. «Про старые годы вспоминал отец. Но для него они прошли». «Все люди прожили горькое и забыли». А баба Дуня не забыла, проживая каждую ночь потерю карточек. Но дети не могут понять её кошмаров, они знают лишь одно средство: прикрикнуть, топнуть ногой. «Конечно, все понимали, что виновата старость и несладкая жизнь… С войной и голодом. Понимать понимали, но от этого было не легче. Приезжала баба Дуня - и взрослые, считай, ночь напролет не спали. Хорошего мало». Одного понимания «болезни» бабы Дуни оказалось недостаточно для того, чтобы помочь ей. «Водили ее к врачам. Те прописывали лекарства. Ничего не помогало». Следовательно, «болезнь» бабы Дуни нужно было лечить не лекарствами. Ведь боль женщины не физическая, а душевная. А душевную рану можно излечить только любовью, лаской, мягким, чутким отношением. Но дети нашли другой способ излечить мать: окрик «Молчать!», не понимая, что своим криком-приказом они лишь усиливали ее страх, горечь, душевную боль. Единственный свет в окошке - внук Гриша. Именно он и находит единственный способ исцеления.

Глава 3. Как важно вовремя успеть…

Дети для Екимова – это «живые души» (так говорит Солонич, герой одноименного рассказа), то есть чуткие существа, способные воспринимать жизнь адекватно, во всей полноте ее радостей и горестей, не принимая подчас жестоких по своей сути условностей, порожденных человеческим опытом. Ребенок – «живая душа» – у Екимова способен на настоящий подвиг и почти на чудо. Десятилетний Сережка («Мальчик на велосипеде»), оказавшийся в тяжелой житейской ситуации, выполняет обязанности родителей для своей сестренки и хозяина в большом крестьянском хозяйстве. Герой же рассказа «Ночь исцеления» подросток Гриша излечивает свою бабушку. Внука тянет к родным истокам, к родному человеку. «…в годы войдя, стал ездить чаще: на зимних каникулах, на октябрьские праздники да майские. Он зимой и летом рыбачил в Дону, грибы собирал, катался на коньках да лыжах, дружил с уличными ребятами – словом, не скучал». С приездом внука баба Дуня преображалась: «…баба Дуня, разом оживев, резво суетилась в доме: варила щи, пирожки затевала, доставала варенья да компоты… И живым духом веяло в доме». С Гришиным приездом она про хвори забывала. День летел в суете и заботах: было с кем поговорить, для кого готовить, о ком заботиться. Но тревожные сны не отпускают бабушку. Сначала то, чему Гриша стал свидетелем ночью, не слишком занимают его мысли: «Стало думаться об утре, о рыбалке…» На предупреждение бабушки отвечает: «Я ничего не слышу. Сплю мертвым сном». Когда бабушка переживает, что будила его ночью два раза, Гриша говорит: «В голову не бери. Высплюсь, какие мои годы…». Затем Гришу поражают слезы бабы Дуни. Если после первого бабушкиного кошмара мальчик смутно представлял себе, что именно из прошлого тревожило ее, то после второго сна представление о том, что пережила бабушка, принимает конкретные очертания: «– А зачем тебе желуди? – Кормиться. Мы их толкли, мучки чуток добавляли и чуреки пекли, ели». Гриша поражен тем, что сны могли стать причиной настоящих слез, что они столь же реальны для бабы Дуни, сколь и окружающая действительность. Как помочь бабушке? «Она лишь начнет с вечера говорить, а ты крикни: «Молчать!» Она перестанет. Мы пробовали», - советует мама Грише. Этот способ быстрый, лёгкий, простой, но жестокий, грубый, эгоистичный. Он подавляет психику бабушки («чувствовала себя виноватой», «горевала за обедом»), не исцеляет её, а помогает другим. Но мальчик не сумел воспользоваться проверенным его родителями средством. Сердце мальчика «облилось жалостью и болью», когда он увидел мучения бабушки, слезы на ее глазах. Она казалась слабой и одинокой, и он неожиданно для себя опустился на колени перед кроватью и стал убеждать мягко и ласково: «Вот ваши карточки, бабаня… В синем платочке, да? Ваши в синем платочке? Это ваши, вы обронили. А я поднял. Вот видите, возьмите. Все целые. Берите. Не надо плакать. Карточки целые. Зачем же плакать? Возьмите хлеба и несите детишкам. Несите, поужинайте и ложитесь спать. И спите спокойно. Спите. Конечно, пустим переночевать. Проходите, пожалуйста. Проходите. Не нужен ваш документ. Хорошо, давайте. Так… Ясно. Очень хороший документ. Правильный. С фотокарточкой, с печатью. Все сходится. Проходите. Вот кровать. Спите спокойно. Спите. Спите. На бочок и спите». Гриша не кричит, а внушает спокойно, ласково. Он как бы переносится в тревожный мир бабушки, вживается в образ. Он искренне любит и хочет освободить родного человека от тягостного душевного состояния. Путь, который избирает Гриша для исцеления, долгий трудный, но он успокаивает психику, избавляет бабушку от переживаний. И он будет действовать, избавлять любимого человека от мук еще не одну ночь. Но когда-нибудь наступит она, последняя ночь, когда баба Дуня полностью успокоится, исцелится. После этих ласковых и успокаивающих слов баба Дуня наконец - то спокойно заснула. «Гриша лёг в постель, предвкушая, как завтра расскажет бабушке и как они вместе... Но вдруг обожгло его ясной мыслью: нельзя говорить. Нужно делать и молчать. И придёт исцеление...». Почему он принимает решение не говорить? Возможно, он понял, что она, узнав обман, не сможет поправиться. В финале рассказа все то, что не понимал Гриша про бабушку, происходит с ним самим: «Он не спал, но находился в странном забытьи, словно в годах далеких, иных, и в жизни чужой, и виделось ему там, в этой жизни, такое горькое, такая беда и печаль, что он не мог не плакать. Слезы катились и катились. Они шли от сердца , потому что сердце болело и ныло, жалея бабу Дуню и кого-то еще…» Кого-то еще? Возможно, его жалость распространяется и на других матерей, по чьим судьбам пронеслась война. Часто повторяющееся слово «сердце» символизирует душевную боль, страдание, сочувствие, сострадание, любовь к людям, милосердие. В душе героя происходят перемены. Он изменился, стал чутким к чужому страданию. Произошло исцеление не только бабушки, но и внука. Он повзрослел. Милосердие, доброта Гриши сделали то, чего не смогли врачи и взрослые. Нам, людям XXI века, следует поучиться у этого мальчика душевной чуткости и доброте. Соучастие в страдании ближнего высвечивает то лучшее в душе Гриши, что ему присуще от природы и что противопоставляет его родителям, утратившим под воздействием суетного бытия остроту ощущения чужого горя. Высокое слово «исцеление» звучит лишь в самом финале, соединяя в себе и надежду на избавление старой женщины от одиночества, и веру в торжество доброго начала в детской душе как залог победы добра над злом: «И придет исцеление».

Борис Екимов

«Ночь исцеления»

– Бабаня, я говорю, и можешь быть уверена. Будет уха и жарёха. Фирма веников не вяжет. Учти.

Гриша рассмеялся:
– Я про рыбу.





Гриша отмахивался:








– Карточки… Где карточки… В синем платочке… Люди добрые. Ребятишки… Петяня, Шурик, Таечка… Домой приду, они исть попросят… Хлебец дай, мамушка. А мамушка ихняя… – Баба Дуня запнулась, словно ошеломленная, и закричала: – Люди добрые! Не дайте помереть! Петяня! Шура! Таечка! – Имена детей она словно выпевала, тонко и болезненно .


Она проснулась, заворочалась:




– Лягу, лягу…



Гриша вскочил с постели.






– А чего тебеснилось?

– А зачем тебе желуди?




За обедом баба Дуня горевала:





















Баба Дуня смолкла.








– Все сходится. Проходите.



1986

Борис Екимов

«Ночь исцеления»

Внук приехал и убежал с ребятами на лыжах кататься. А баба Дуня, разом оживев, резво суетилась в доме: варила щи, пирожки затевала, доставала варенья да компоты и поглядывала в окошко, не бежит ли Гриша.
К обеду внук заявился, поел, как подмел, и снова умчался, теперь уже в лог, с коньками. И снова баба Дуня осталась одна. Но то было не одиночество. Лежала на диване рубашка внука, книжки его – на столе, сумка брошена у порога – все не на месте, вразлад. И живым духом веяло в доме. Сын и дочь свили гнездо в городе и наезжали редко – хорошо, коли раз в год. Баба Дуня у них гостила не чаще и обыденкою вечером возвращалась к дому. С одной стороны, за хату боялась: какое ни есть, а хозяйство, с другой…
Вторая причина была поважнее: с некоторых пор спала баба Дуня тревожно, разговаривала, а то и кричала во сне. В своей хате, дома, шуми хоть на весь белый свет. Кто услышит! А вот в гостях… Только улягутся и заснут, как забормочет баба Дуня, в голос заговорит, кого-то убеждает, просит так явственно в ночной тишине, а потом закричит: «Люди добрые! Спасите!!» Конечно, все просыпаются – и к бабе Дуне. А это сон у нее такой тревожный. Поговорят, поуспокаивают, валерьянки дадут и разойдутся. А через час то же самое: «Простите Христа ради! Простите!!» И снова квартира дыбом. Конечно, все понимали, что виновата старость и несладкая жизнь, какую баба Дуня провела. С войной и голодом. Понимать понимали, но от этого было не легче.
Приезжала баба Дуня – и взрослые, считай, ночь напролет не спали. Хорошего мало. Водили ее к врачам. Те прописывали лекарства. Ничего не помогало. И стала баба Дуня ездить к детям все реже и реже, а потом лишь обыденкою: протрясется два часа в автобусе, спросит про здоровье и назад. И к ней, в родительский дом, приезжали лишь в отпуск, по лету. Но вот внучек Гриша, в годы войдя, стал ездить чаще: на зимние каникулы, на Октябрьские праздники да Майские.
Он зимой и летом рыбачил в Дону, грибы собирал, катался на коньках да лыжах, дружил с уличными ребятами,– словом, не скучал. Баба Дуня радовалась.
И нынче с Гришиным приездом она про хвори забыла. День летел невидя, в суете и заботах. Не успела оглянуться, а уж синело за окном, подступал вечер. Гриша заявился по-светлому. Загромыхал на крылечке,
в хату влетел краснощекий, с морозным духом и с порога заявил:
– Завтра на рыбалку! Берш за мостом берется. Дуром!
– Это хорошо,– одобрила баба Дуня. – Ушицей посладимся.
Гриша поужинал и сел разбирать снасти: мормышки да блесны проверял, на полдома разложив свое богатство. А баба Дуня устроилась на диване и глядела на внука, расспрашивая его о том о сем. Внук все малым был да малым, а в последние год-два вдруг вытянулся, и баба Дуня с трудом признавала в этом длинноногом, большеруком подростке с черным пушком на губе косолапого Гришатку.
– Бабаня, я говорю, и можешь быть уверена. Будет уха и жарёха. Фирма веников не вяжет. Учти.
– С вениками правда плохо,– согласилась баба Дуня. – До трех рублей на базаре.
Гриша рассмеялся:
– Я про рыбу.
– Про рыбу… У меня дядя рыбалил. Дядя Авдей. Мы на Картулях жили. Меня оттуда замуж брали. Так там рыбы…
Гриша сидел на полу, среди блесен и лесок, длинные ноги – через всю комнатушку, от кровати до дивана. Он слушал, а потом заключил:
– Ничего, и мы завтра наловим: на уху и жарёху.
За окном солнце давно закатилось. Долго розовело небо. И уже светила луна половинкою, но так хорошо, ясно. Укладывались спать. Баба Дуня, совестясь, сказала:
– Ночью, може, я шуметь буду. Так ты разбуди.
Гриша отмахивался:
– Я, бабаня, ничегоне слышу. Сплю мертвым сном.
– Ну и слава Богу. А то вот я шумлю, дура старая. Ничего поделать не могу.
Заснули быстро, и баба Дуня, и внук.
Но среди ночи Гриша проснулся от крика:
– Помогите! Помогите, люди добрые!
Спросонья, во тьме он ничего не понял, и страх обуял его.
– Люди добрые! Карточки потеряла! Карточки в синем платочке завязаны! Может, кто поднял? – И смолкла.
Гриша уразумел, где он и что. Это кричала баба Дуня. Во тьме, в тишине так ясно слышалось тяжелое бабушкино дыхание. Она словно продыхивалась, сил набиралась. И снова запричитала, пока не в голос:
– Карточки… Где карточки… В синем платочке… Люди добрые. Ребятишки… Петяня, Шурик, Таечка… Домой приду, они исть попросят… Хлебец дай, мамушка. А мамушка ихняя… – Баба Дуня запнулась, словно ошеломленная, и закричала: – Люди добрые! Не дайте помереть! Петяня! Шура! Таечка! – Имена детей она словно выпевала, тонко и болезненно.
Гриша не выдержал, поднялся с постели, прошел в бабушкину комнату.
– Бабаня! Бабаня! – позвал он. – Проснись…
Она проснулась, заворочалась:
– Гриша, ты? Разбудила тебя. Прости, Христа ради.
– Ты, бабаня, не на тот бок легла, на сердце.
– На сердце, на сердце… – послушно согласилась баба Дуня.
– Нельзя на сердце. Ты на правый ложись.
– Лягу, лягу…
Она чувствовала себя такой виноватой. Гриша вернулся к себе, лег в постель. Баба Дуня ворочалась, вздыхала. Не сразу отступало то, что пришло во сне. Внук тоже не спал, лежал, угреваясь. Про карточки он знал. На них давали хлеб. Давно, в войну и после. А Петяня, о котором горевала бабушка,– это отец.
В жидкой тьме лунного полусвета темнели шкаф и этажерка. Стало думаться об утре, о рыбалке, и уже в полудреме Гриша услыхал бабушкино бормотание:
– Зима находит… Желудков запастись… Ребятишкам, детишкам… – бормотала баба Дуня. – Хлебца не хватает, и желудками обойдемся. Не отымайте, Христа ради… Не отымайте! – закричала она. – Хучь мешки отдайте! Мешки! – И рыдания оборвали крик.
Гриша вскочил с постели.
– Бабаня! Бабаня! – крикнул он и свет зажег в кухне. – Бабаня, проснись!
Баба Дуня проснулась. Гриша наклонился над ней. В свете электрической лампочки засияли на бабушкином лице слезы.
– Бабаня… – охнул Гриша. – Ты вправду плачешь? Так ведь это все сон.
– Плачу, дура старая. Во сне, во сне…
– Но слезы-то зачем настоящие? Ведь сон – неправда. Ты вот проснулась, и все.
– Да это сейчас проснулась. А там…
– А чего тебеснилось?
– Снилось? Да нехорошее. Будто за желудями я ходила за Дон, на горы. Набрала в два мешка. А лесники на пароме отнимают. Вроде не положено. И мешки не отдают.
– А зачем тебе желуди?
– Кормиться. Мы их толкли, мучки чуток добавляли и чуреки пекли, ели.
– Бабаня, тебе это только снится или это было? – спросил Гриша.
– Снится,– ответила баба Дуня. – Снится – и было. Не приведи, Господи. Не приведи… Ну, ложись иди ложись…
Гриша ушел, и крепкий сон сморил его или баба Дуня больше не кричала, но до позднего утра он ничего не слышал. Утром ушел на рыбалку и, как обещал, поймал пять хороших бершей, на уху и жарёху.
За обедом баба Дуня горевала:
– Не даю тебе спать… До двух раз булгачила. Старость.
– Бабаня, в голову не бери,– успокаивал ее Гриша. – Высплюсь, какие мои годы…
Он пообедал и сразу стал собираться. А когда надел лыжный костюм, то стал еще выше. И красив он был, в лыжной шапочке, такое милое лицо, мальчишечье, смуглое, с румянцем. Баба Дуня рядом с ним казалась совсем старой: согбенное, оплывающее тело, седая голова тряслась, и в глазах уже виделось что-то нездешнее. Гриша мельком, но явственно вспомнил лицо ее в полутьме, в слезах. Воспоминание резануло по сердцу. Он поспешил уйти.
Во дворе ждали друзья. Рядом лежала степь. Чуть поодаль зеленели посадки сосны. Так хорошо было бежать там на лыжах. Смолистый дух проникал в кровь живительным холодком и, казалось, возносил над лыжней послушное тело. И легко было мчаться, словно парить. За соснами высились песчаные бугры – кучугуры, поросшие красноталом. Они шли холмистой грядой до самого Дона. Туда, к высоким задонским холмам, тоже заснеженным, тянуло. Манило к крутизне, когда наждаковый ветер высекает из глаз слезу, а ты летишь, чуть присев, узкими щелочками глаз цепко ловишь впереди каждый бугорок и впадинку, чтобы встретить их, и тело твое цепенеет в тряском лете. И наконец пулей вылетаешь на гладкую скатерть заснеженной реки и, расслабившись, выдохнув весь испуг, катишь и катишь спокойно, до середины Дона.
Этой ночью Гриша не слыхал бабы Дуниных криков, хотя утром по лицу ее понял, что она неспокойно спала.
– Не будила тебя? Ну и слава Богу…
Прошел еще день и еще. А потом как-то к вечеру он ходил на почту, в город звонить. В разговоре мать спросила:
– Спать тебе баба Дуня дает? – И посоветовала: – Она лишь начнет с вечера говорить, а ты крикни: «Молчать!» Она перестает. Мы пробовали.
По пути домой стало думаться о бабушке. Сейчас, со стороны, она казалась такой слабой и одинокой. А тут еще эти ночи в слезах, словно наказание. Про старые годы вспоминал отец. Но для него они прошли. А для бабушки – нет. И с какой, верно, тягостью ждет она ночи. Все люди прожили горькое и забыли. А у нее оно снова и снова. Но как помочь?
Свечерело. Солнце скрылось за прибрежными донскими холмами. Розовая кайма лежала за Доном, а по ней – редкий далекий лес узорчатой чернью. В поселке было тихо, лишь малые детишки смеялись, катаясь на салазках. Про бабушку думать было больно. Как помочь ей? Как мать советовала? Говорит, помогает. Вполне может и быть. Это ведь психика. Приказать, крикнуть – и перестанет. Гриша неторопливо шел и шел, раздумывая, и в душе его что-то теплело и таяло, что-то жгло и жгло. Весь вечер за ужином, а потом за книгой, у телевизора Гриша нет-нет да и вспоминал о прошедшем. Вспоминал и глядел на бабушку, думал: «Лишь бы не заснуть».
За ужином он пил крепкий чай, чтобы не сморило. Выпил чашку, другую, готовя себя к бессонной ночи. И пришла ночь. Потушили свет. Гриша не лег, а сел в постели, дожидаясь своего часа. За окном светила луна. Снег белел. Чернели сараи. Баба Дуня скоро заснула, похрапывая. Гриша ждал. И когда наконец из комнаты бабушки донеслось еще невнятное бормотание, он поднялся и пошел. Свет в кухне зажег, встал
возле кровати, чувствуя, как охватывает его невольная дрожь.
– Потеряла… Нет… Нету карточек… – бормотала баба Дуня еще негромко. – Карточки… Где… Карточки… – И слезы, слезы подкатывали.
Гриша глубоко вздохнул, чтобы крикнуть громче, и даже ногу поднял – топнуть. Чтобы уж наверняка.
– Хлебные… карточки… – в тяжкой муке, со слезами выговаривала баба Дуня.
Сердце мальчика облилось жалостью и болью. Забыв обдуманное, он опустился на колени перед кроватью и стал убеждать, мягко, ласково:
– Вот ваши карточки, бабаня… В синем платочке, да? ваши в синем платочке? Это ваши, вы обронили. А я поднял. Вот видите, возьмите,– настойчиво повторял он. – Все целые, берите…
Баба Дуня смолкла. Видимо, там, во сне, она все слышала и понимала. Не сразу пришли слова. Но пришли:
– Мои, мои… Платочек мой, синий. Люди скажут. Мои карточки, я обронила. Спаси Христос, добрый человек…
По голосу ее Гриша понял, что сейчас она заплачет.
– Не надо плакать,– громко сказал он. – Карточки целые. Зачем же плакать? Возьмите хлеба и несите детишкам. Несите, поужинайте и ложитесь спать,– говорил он, словно приказывал. – И спите спокойно. Спите.
Баба Дуня смолкла.
Гриша подождал, послушал ровное бабушкино дыхание, поднялся. Его бил озноб. Какой-то холод пронизывал до костей. И нельзя было согреться. Печка была еще тепла. Он сидел у печки и плакал. Слезы катились и катились. Они шли от сердца, потому что сердце болело и ныло, жалея бабу Дуню и кого-то еще… Он не спал, но находился в странном забытьи, словно в годах далеких, иных, и в жизни чужой, и виделось ему там, в этой жизни, такое горькое, такая беда и печаль, что он не мог не плакать. И он плакал, вытирая слезы кулаком. Но как только баба Дуня заговорила, он забыл обо всем. Ясной стала голова, и ушла из тела дрожь. К бабе Дуне он подошел вовремя.
– Документ есть, есть документ… вот он… – дрожащим голосом говорила она. – К мужу в госпиталь пробираюсь. А ночь на дворе. Пустите переночевать.
Гриша словно увидел темную улицу и женщину во тьме и распахнул ей навстречу дверь.
– Конечно, пустим. Проходите, пожалуйста. Проходите. Не нужен ваш документ.
– Документ есть! – выкрикнула баба Дуня.
Гриша понял, что надо брать документ.
– Хорошо, давайте. Так… Ясно. Очень хороший документ. Правильный. С фотокарточкой, с печатью.
– Правильный… – облегченно вздохнула баба Дуня.
– Все сходится. Проходите.
– Мне бы на полу. Лишь до утра. Переждать.
– Никакого пола. Вот кровать. Спите спокойно. Спите. Спите. На бочок и спите.
Баба Дуня послушно повернулась на правый бок, положила под голову ладошку и заснула. Теперь уже до утра. Гриша посидел над ней, поднялся, потушил в кухне свет. Кособокая луна, опускаясь, глядела в окно. Белел снег, посверкивая живыми искрами. Гриша лег в постель, предвкушая, как завтра расскажет бабушке и как они вместе… Но вдруг обожгло его ясной мыслью: нельзя говорить. Он отчетливо понял – ни слова, ни даже намека. Это должно остаться и умереть в нем. Нужно делать и молчать. Завтрашнюю ночь и ту, что будет за ней. Нужно делать и молчать. И придет исцеление.
1986

Основные порталы, построенные редакторами

Домашний очаг Дом Дача Садоводство Дети Активность ребенка Игры Красота Женщины (Беременность) Семья Хобби Здоровье : Анатомия Болезни Вредные привычки Диагностика Народная медицина Первая помощь Питание Фармацевтика История : СССР История России Российская Империя Окружающий мир : Животный мир Домашние животные Насекомые Растения Природа Катаклизмы Космос Климат Стихийные бедствия Справочная информация Документы Законы Извещения Утверждения документов Договора Запросы предложений Технические задания Планы развития Документоведение Аналитика Мероприятия Конкурсы Итоги Администрации городов Приказы Контракты Выполнение работ Протоколы рассмотрения заявок Аукционы Проекты Протоколы Бюджетные организации Муниципалитеты Районы Образования Программы Отчеты : Документная база Ценные бумаги Положения : Финансовые документы Постановления : Рубрикатор по темам Финансы города Российской Федерации регионы по точным датам Регламенты Термины : Научная терминология Финансовая Экономическая Время : Даты 2015 год 2016 год Документы в финансовой сфере в инвестиционной Финансовые документы - программы

Техника Авиация Авто Вычислительная техника Оборудование (Электрооборудование) Радио Технологии (Аудио-видео) (Компьютеры) Общество Безопасность Гражданские права и свободы Искусство (Музыка) Культура (Этика) Мировые имена Политика (Геополитика) (Идеологические конфликты) Власть Заговоры и перевороты Гражданская позиция Миграция Религии и верования (Конфессии) Христианство Мифология Развлечения Масс Медиа Спорт (Боевые искусства) Транспорт Туризм Войны и конфликты : Армия Военная техника Звания и награды Образование и наука Наука : Контрольные работы Научно-технический прогресс Педагогика Рабочие программы Факультеты Методические рекомендации Школа Профессиональное образование Мотивация учащихся Предметы : Биология География Геология История Литература Литературные жанры Литературные герои Математика Медицина Музыка Право Жилищное право Земельное право Уголовное право Кодексы Психология (Логика) Русский язык Социология Физика Филология Философия Химия Юриспруденция

Мир Регионы : Азия Америка Африка Европа Прибалтика Европейская политика Океания Города мира Россия : Москва Кавказ Регионы России Программы регионов Экономика Бизнес и финансы Бизнес : Банки Богатство и благосостояние Коррупция (Преступность) Маркетинг Менеджмент Инвестиции Ценные бумаги : Управление Открытые акционерные общества Проекты Документы Ценные бумаги - контроль

Прежде чем перейти к краткому содержанию "Ночи исцеления" Бориса Екимова, расскажем об авторе этого произведения.

Об авторе

Борис Екимов (родился в 1938 году) - один из старейших русских прозаиков. Его перу принадлежат такие произведения, как "Девушка в красном пальто", "Офицерша", "У своих", "Доехали благополучно" и др. Рассказ "Ночь исцеления" написан в 1986 году.

Действие рассказа происходит в 1970-1980-е годы. Много лет прошло, как закончилась Великая Отечественная война, вернулись домой с победой советские воины, но все еще живы воспоминания в сердцах людей, переживших это страшное время.

В изложении краткого содержания "Ночи исцеления" Б. Екимова отметим, что в рассказе нет описаний батальных сцен, не грохочут взрывы, не гибнут люди. Произведение вроде бы не о войне. Но и о войне одновременно. О ее тяжелых последствиях, о том, сколько страданий пришлось пережить и тем, кто не воевал, а работал и жил ради будущей победы, растил детей, верил в лучшее.

О героях

Баба Дуня - это пожилая женщина, которая мучается беспокойными сновидениями. Она кричит во сне, зовет на помощь, причитает, что потеряла хлебные карточки. От ее криков просыпаются окружающие. Они успокаивают ее, поят валерьянкой, но вскоре, когда баба Дуня засыпает, все повторяется вновь.

В городе у нее живут дочка и сын, оба со своими семьями, но баба Дуня не хочет даже гостить у них. Понимает, какое беспокойство доставляет домочадцам эти ее "шумные" сны. Они, конечно, тоже понимают, что все это сложилось из тревог и страхов военной и послевоенной жизни - голода, неустроенности, неустанных трудов на износ. Но с тех пор прошло много времени. Баба Дуня постарела, а во сне словно возвращается в прошлое.

Водили бабу Дуню по врачам, те прописывали ей лекарства, но они мало помогали. И ночь не становилась тише. Поэтому старушка, не желая никого обременять, живет одна. А если и приезжает проведать детей, то на короткое время - "обыденкою".

Ее внук Гриша - высокий, нескладный подросток, еще совсем недавно, как кажется его бабушке, бывший "косолапым" ребенком. Веселый и активный. На праздники и каникулы навещает бабушку Дуню.

Переходим к краткому содержанию "Ночи исцеления" Екимова.

Сюжет

К бабе Дуне, живущей в деревне, приехал Гриша, ее внук. Походить на лыжах, на коньках прокатиться, порыбачить. Старушка и рада - пирожки затевает, борщ и компот варит, хозяйничает. Временно исчезло ее стариковское одиночество, в доме стало веселее. И хоть внук умчался на природу с сельскими друзьями, Гришины вещи - одежда, книги - лежат повсюду, напоминая, что он скоро вернется.

Завязка сюжета, как необходимо отметить в кратком содержании "Ночи исцеления", в том, что в первую же ночь по приезде Гриша вскочил от крика бабушки Дуни: "Помогите, люди добрые! ... Карточки потеряла! ... В синем платочке!" Мальчик вскочил, разбудил кричавшую, велел лечь ей на другой бок.

Старушке было совестно, что она разбудила внука, она расстроилась, но вскоре снова заснула. А во сне снова заговорила и даже заплакала. Приснилось ей, что ходила она за Дон желуди собирать, а когда стала назад на пароме переправляться, паромщики мешки с желудями отобрали. Вот с ними и ссорилась баба Дуня во сне, совестила их. И плакала. Гришу особенно поразили ее слезы - никогда он не видел, чтобы люди принимали сны так близко к сердцу. Но баба Дуня заново переживала во сне то, что с ней уже случалось, и в этом было все дело. Никак не могла она забыть горькое, тяжелое прошлое. Кто-то, может, и забыл, а она - нет. Каждую ночь старые беды оживали и возвращались к ней.

Гриша съездил на рыбалку, привез бершей на уху и жареху. Прошла еще пара дней. Как-то Гриша сходил на почту, поговорил с матерью, и та, узнав, что баба Дуня по-прежнему плохо спит и шумит по ночам, присоветовала: "Она только начнет говорить, а ты крикни: «Молчать!» Она перестанет. Мы пробовали".

Грише очень хотелось помочь бабушке, и он решил последовать маминому совету. Наступил вечер, он изо всех сил крепился, чтобы не заснуть. А когда бабушка Дуня легла спать, сел на кровати и стал ждать.

Последний эпизод рассказа

Наконец, баба Дуня заворочалась, беспокойно забормотала, что, мол, карточки хлебные она потеряла, как же выжить теперь? Хотел Гриша, по совету матери, крикнуть и топнуть, уже набрал полную грудь воздуха и ногу приподнял... Но такая мука была на лице у старушки и такие горькие слезы на глазах, что паренек встал на колени рядом с кроватью, тихо сказал: "Вот они, ваши карточки, бабушка… В синем платочке, да? Это ваши в синем платочке? Вы уронили, а я поднял. Вот, возьмите..." И баба Дуня успокоилась.

А спустя какое-то время вдруг снова заговорила: пробирается она к мужу в госпиталь, вот документы, пустили бы ее переночевать, ей бы только перекантоваться где-нибудь до утра. Гриша "взял документы", сказал, что все в порядке и она может остаться до утра. И бабушка Дуня затихла, умиротворенная.

А наутро хотел он рассказать бабушке эти ночные истории, похвастаться, какой он сообразительный, но понял: нельзя говорить. Это должно стать его тайной. Он еще побудет со своей бабаней. И следующую ночь, и ту, что за ней. Снова "войдет" в ее сон. "Найдет" потерянные ею карточки, "защитит" от отбирающих последнее, "вернет" то, что украли. И тогда к ней придет исцеление.

Таково краткое содержание рассказа "Ночь исцеления" Екимова.

О чем рассказ?

Основная мысль этого произведения: внимание и сострадание к человеку - главное в жизни. Очень важно найти в себе силы для того, чтобы понять и посочувствовать другому, особенно старику - ведь у него за плечами непростая, наполненная утратами и лишениями жизнь. Автор подводит читателя к выводу, что желание помочь ближнему должно быть бескорыстным, идти от всего сердца. И речь здесь не только о родных, хотя и о них тоже. Ведь многое в жизни начинается с семьи, с отношения друг к другу близких людей.

Еще этот рассказ о взрослении человека. Гриша понял, какая боль до сих пор в душе у бабушки, как мучает ее прошлое, и он не в силах пройти мимо, принимает важное решение, никому не говоря об этом.

Все это нельзя не отметить, излагая краткое содержание "Ночи исцеления".

Борис Екимов

НОЧЬ ИСЦЕЛЕНИЯ

Внук приехал и убежал с ребятами на лыжах кататься. А баба Дуня, разом оживев, резво суетилась в доме: варила щи, пирожки затевала, доставала варенья да компоты и поглядывала в окошко, не бежит ли Гриша.

К обеду внук заявился, поел, как подмел, и снова умчался, теперь уже в лог, с коньками. И снова баба Дуня осталась одна. Но то было не одиночество. Лежала на диване рубашка внука, книжки его – на столе, сумка брошена у порога – все не на месте, вразлад. И живым духом веяло в доме. Сын и дочь свили гнездо в городе и наезжали редко – хорошо, коли раз в год. Баба Дуня у них гостила не чаще и обыденкою вечером возвращалась к дому. С одной стороны, за хату боялась: какое ни есть, а хозяйство, с другой…

Вторая причина была поважнее: с некоторых пор спала баба Дуня тревожно, разговаривала, а то и кричала во сне. В своей хате, дома, шуми хоть на весь белый свет. Кто услышит! А вот в гостях… Только улягутся и заснут, как забормочет баба Дуня, в голос заговорит, кого-то убеждает, просит так явственно в ночной тишине, а потом закричит: «Люди добрые! Спасите!!» Конечно, все просыпаются – и к бабе Дуне. А это сон у нее такой тревожный. Поговорят, поуспокаивают, валерьянки дадут и разойдутся. А через час то же самое: «Простите Христа ради! Простите!!» И снова квартира дыбом. Конечно, все понимали, что виновата старость и несладкая жизнь, какую баба Дуня провела. С войной и голодом. Понимать понимали, но от этого было не легче.

Приезжала баба Дуня – и взрослые, считай, ночь напролет не спали. Хорошего мало. Водили ее к врачам. Те прописывали лекарства. Ничего не помогало. И стала баба Дуня ездить к детям все реже и реже, а потом лишь обыденкою: протрясется два часа в автобусе, спросит про здоровье и назад. И к ней, в родительский дом, приезжали лишь в отпуск, по лету. Но вот внучек Гриша, в годы войдя, стал ездить чаще: на зимние каникулы, на Октябрьские праздники да Майские.

Он зимой и летом рыбачил в Дону, грибы собирал, катался на коньках да лыжах, дружил с уличными ребятами,– словом, не скучал. Баба Дуня радовалась.

И нынче с Гришиным приездом она про хвори забыла. День летел невидя, в суете и заботах. Не успела оглянуться, а уж синело за окном, подступал вечер. Гриша заявился по-светлому. Загромыхал на крылечке,

в хату влетел краснощекий, с морозным духом и с порога заявил:

– Завтра на рыбалку! Берш за мостом берется. Дуром!

– Это хорошо,– одобрила баба Дуня. – Ушицей посладимся.

Гриша поужинал и сел разбирать снасти: мормышки да блесны проверял, на полдома разложив свое богатство. А баба Дуня устроилась на диване и глядела на внука, расспрашивая его о том о сем. Внук все малым был да малым, а в последние год-два вдруг вытянулся, и баба Дуня с трудом признавала в этом длинноногом, большеруком подростке с черным пушком на губе косолапого Гришатку.

– Бабаня, я говорю, и можешь быть уверена. Будет уха и жарёха. Фирма веников не вяжет. Учти.

– С вениками правда плохо,– согласилась баба Дуня. – До трех рублей на базаре.

Гриша рассмеялся:

– Я про рыбу.

– Про рыбу… У меня дядя рыбалил. Дядя Авдей. Мы на Картулях жили. Меня оттуда замуж брали. Так там рыбы…

Гриша сидел на полу, среди блесен и лесок, длинные ноги – через всю комнатушку, от кровати до дивана. Он слушал, а потом заключил:

– Ничего, и мы завтра наловим: на уху и жарёху.

За окном солнце давно закатилось. Долго розовело небо. И уже светила луна половинкою, но так хорошо, ясно. Укладывались спать. Баба Дуня, совестясь, сказала:

– Ночью, може, я шуметь буду. Так ты разбуди.

Гриша отмахивался:

– Я, бабаня, ничегоне слышу. Сплю мертвым сном.

– Ну и слава Богу. А то вот я шумлю, дура старая. Ничего поделать не могу.

Заснули быстро, и баба Дуня, и внук.

Но среди ночи Гриша проснулся от крика:

– Помогите! Помогите, люди добрые!

Спросонья, во тьме он ничего не понял, и страх обуял его.

– Люди добрые! Карточки потеряла! Карточки в синем платочке завязаны! Может, кто поднял? – И смолкла.

Гриша уразумел, где он и что. Это кричала баба Дуня. Во тьме, в тишине так ясно слышалось тяжелое бабушкино дыхание. Она словно продыхивалась, сил набиралась. И снова запричитала, пока не в голос:

– Карточки… Где карточки… В синем платочке… Люди добрые. Ребятишки… Петяня, Шурик, Таечка… Домой приду, они исть попросят… Хлебец дай, мамушка. А мамушка ихняя… – Баба Дуня запнулась, словно ошеломленная, и закричала: – Люди добрые! Не дайте помереть! Петяня! Шура! Таечка! – Имена детей она словно выпевала, тонко и болезненно .

Гриша не выдержал, поднялся с постели, прошел в бабушкину комнату.

– Бабаня! Бабаня! – позвал он. – Проснись…

Она проснулась, заворочалась:

– Гриша, ты? Разбудила тебя. Прости, Христа ради.

– Ты, бабаня, не на тот бок легла, на сердце.

– На сердце, на сердце… – послушно согласилась баба Дуня.

– Нельзя на сердце. Ты на правый ложись.

– Лягу, лягу…

Она чувствовала себя такой виноватой. Гриша вернулся к себе, лег в постель. Баба Дуня ворочалась, вздыхала. Не сразу отступало то, что пришло во сне. Внук тоже не спал, лежал, угреваясь. Про карточки он знал. На них давали хлеб. Давно, в войну и после. А Петяня, о котором горевала бабушка,– это отец.

В жидкой тьме лунного полусвета темнели шкаф и этажерка. Стало думаться об утре, о рыбалке, и уже в полудреме Гриша услыхал бабушкино бормотание:

– Зима находит… Желудков запастись… Ребятишкам, детишкам… – бормотала баба Дуня. – Хлебца не хватает, и желудками обойдемся. Не отымайте, Христа ради… Не отымайте! – закричала она. – Хучь мешки отдайте! Мешки! – И рыдания оборвали крик.

Гриша вскочил с постели.

– Бабаня! Бабаня! – крикнул он и свет зажег в кухне. – Бабаня, проснись!

Баба Дуня проснулась. Гриша наклонился над ней. В свете электрической лампочки засияли на бабушкином лице слезы.

– Бабаня… – охнул Гриша. – Ты вправду плачешь? Так ведь это все сон.

– Плачу, дура старая. Во сне, во сне…

– Но слезы-то зачем настоящие? Ведь сон – неправда. Ты вот проснулась, и все.

– Да это сейчас проснулась. А там…

– А чего тебеснилось?

– Снилось? Да нехорошее. Будто за желудями я ходила за Дон, на горы. Набрала в два мешка. А лесники на пароме отнимают. Вроде не положено. И мешки не отдают.

– А зачем тебе желуди?

– Кормиться. Мы их толкли, мучки чуток добавляли и чуреки пекли, ели.

– Бабаня, тебе это только снится или это было? – спросил Гриша.

– Снится,– ответила баба Дуня. – Снится – и было. Не приведи, Господи. Не приведи… Ну, ложись иди ложись…

Гриша ушел, и крепкий сон сморил его или баба Дуня больше не кричала, но до позднего утра он ничего не слышал. Утром ушел на рыбалку и, как обещал, поймал пять хороших бершей, на уху и жарёху.

За обедом баба Дуня горевала:

– Не даю тебе спать… До двух раз булгачила. Старость.

– Бабаня, в голову не бери,– успокаивал ее Гриша. – Высплюсь, какие мои годы…

Он пообедал и сразу стал собираться. А когда надел лыжный костюм, то стал еще выше. И красив он был, в лыжной шапочке, такое милое лицо, мальчишечье, смуглое, с румянцем. Баба Дуня рядом с ним казалась совсем старой: согбенное, оплывающее тело, седая голова тряслась, и в глазах уже виделось что-то нездешнее. Гриша мельком, но явственно вспомнил лицо ее в полутьме, в слезах. Воспоминание резануло по сердцу. Он поспешил уйти.

Во дворе ждали друзья. Рядом лежала степь. Чуть поодаль зеленели посадки сосны. Так хорошо было бежать там на лыжах. Смолистый дух проникал в кровь живительным холодком и, казалось, возносил над лыжней послушное тело. И легко было мчаться, словно парить. За соснами высились песчаные бугры – кучугуры, поросшие красноталом. Они шли холмистой грядой до самого Дона. Туда, к высоким задонским холмам, тоже заснеженным, тянуло. Манило к крутизне, когда наждаковый ветер высекает из глаз слезу, а ты летишь, чуть присев, узкими щелочками глаз цепко ловишь впереди каждый бугорок и впадинку, чтобы встретить их, и тело твое цепенеет в тряском лете. И наконец пулей вылетаешь на гладкую скатерть заснеженной реки и, расслабившись, выдохнув весь испуг, катишь и катишь спокойно, до середины Дона.

Этой ночью Гриша не слыхал бабы Дуниных криков, хотя утром по лицу ее понял, что она неспокойно спала.

– Не будила тебя? Ну и слава Богу…

Прошел еще день и еще. А потом как-то к вечеру он ходил на почту, в город звонить. В разговоре мать спросила:

– Спать тебе баба Дуня дает? – И посоветовала: – Она лишь начнет с вечера говорить, а ты крикни: «Молчать!» Она перестает. Мы пробовали.

По пути домой стало думаться о бабушке. Сейчас, со стороны, она казалась такой слабой и одинокой. А тут еще эти ночи в слезах, словно наказание. Про старые годы вспоминал отец. Но для него они прошли. А для бабушки – нет. И с какой, верно, тягостью ждет она ночи. Все люди прожили горькое и забыли. А у нее оно снова и снова. Но как помочь?

Свечерело. Солнце скрылось за прибрежными донскими холмами. Розовая кайма лежала за Доном, а по ней – редкий далекий лес узорчатой чернью. В поселке было тихо, лишь малые детишки смеялись, катаясь на салазках. Про бабушку думать было больно. Как помочь ей? Как мать советовала? Говорит, помогает. Вполне может и быть. Это ведь психика. Приказать, крикнуть – и перестанет. Гриша неторопливо шел и шел, раздумывая, и в душе его что-то теплело и таяло, что-то жгло и жгло. Весь вечер за ужином, а потом за книгой, у телевизора Гриша нет-нет да и вспоминал о прошедшем. Вспоминал и глядел на бабушку, думал: «Лишь бы не заснуть».

За ужином он пил крепкий чай, чтобы не сморило. Выпил чашку, другую, готовя себя к бессонной ночи. И пришла ночь. Потушили свет. Гриша не лег, а сел в постели, дожидаясь своего часа. За окном светила луна. Снег белел. Чернели сараи. Баба Дуня скоро заснула, похрапывая. Гриша ждал. И когда наконец из комнаты бабушки донеслось еще невнятное бормотание, он поднялся и пошел. Свет в кухне зажег, встал

возле кровати, чувствуя, как охватывает его невольная дрожь.

– Потеряла… Нет… Нету карточек… – бормотала баба Дуня еще негромко. – Карточки… Где… Карточки… – И слезы, слезы подкатывали.

Гриша глубоко вздохнул, чтобы крикнуть громче, и даже ногу поднял – топнуть. Чтобы уж наверняка.

– Хлебные… карточки… – в тяжкой муке, со слезами выговаривала баба Дуня.

Сердце мальчика облилось жалостью и болью. Забыв обдуманное, он опустился на колени перед кроватью и стал убеждать, мягко, ласково:

– Вот ваши карточки, бабаня… В синем платочке, да? ваши в синем платочке? Это ваши, вы обронили. А я поднял. Вот видите, возьмите,– настойчиво повторял он. – Все целые, берите…

Баба Дуня смолкла. Видимо, там, во сне, она все слышала и понимала. Не сразу пришли слова. Но пришли:

– Мои, мои… Платочек мой, синий. Люди скажут. Мои карточки, я обронила. Спаси Христос, добрый человек…

– Не надо плакать,– громко сказал он. – Карточки целые. Зачем же плакать? Возьмите хлеба и несите детишкам. Несите, поужинайте и ложитесь спать,– говорил он, словно приказывал. – И спите спокойно. Спите.

Баба Дуня смолкла.

Гриша подождал, послушал ровное бабушкино дыхание, поднялся. Его бил озноб. Какой-то холод пронизывал до костей. И нельзя было согреться. Печка была еще тепла. Он сидел у печки и плакал. Слезы катились и катились. Они шли от сердца, потому что сердце болело и ныло, жалея бабу Дуню и кого-то еще… Он не спал, но находился в странном забытьи, словно в годах далеких, иных, и в жизни чужой, и виделось ему там, в этой жизни, такое горькое, такая беда и печаль, что он не мог не плакать. И он плакал, вытирая слезы кулаком. Но как только баба Дуня заговорила, он забыл обо всем. Ясной стала голова, и ушла из тела дрожь. К бабе Дуне он подошел вовремя.

– Документ есть, есть документ… вот он… – дрожащим голосом говорила она. – К мужу в госпиталь пробираюсь. А ночь на дворе. Пустите переночевать.

Гриша словно увидел темную улицу и женщину во тьме и распахнул ей навстречу дверь.

– Конечно, пустим. Проходите, пожалуйста. Проходите. Не нужен ваш документ.

– Документ есть! – выкрикнула баба Дуня.

Гриша понял, что надо брать документ.

– Хорошо, давайте. Так… Ясно. Очень хороший документ. Правильный. С фотокарточкой, с печатью.

– Правильный… – облегченно вздохнула баба Дуня.

– Все сходится. Проходите.

– Мне бы на полу. Лишь до утра. Переждать.

– Никакого пола. Вот кровать. Спите спокойно. Спите. Спите. На бочок и спите.

Баба Дуня послушно повернулась на правый бок, положила под голову ладошку и заснула. Теперь уже до утра. Гриша посидел над ней, поднялся, потушил в кухне свет. Кособокая луна, опускаясь, глядела в окно. Белел снег, посверкивая живыми искрами. Гриша лег в постель, предвкушая, как завтра расскажет бабушке и как они вместе… Но вдруг обожгло его ясной мыслью: нельзя говорить. Он отчетливо понял – ни слова, ни даже намека. Это должно остаться и умереть в нем. Нужно делать и молчать. Завтрашнюю ночь и ту, что будет за ней. Нужно делать и молчать. И придет исцеление.

Внук приехал и убежал с ребятами на лыжах кататься. А баба Дуня, разом оживев, резво суетилась в доме: варила щи, пирожки затевала, доставала варенья да компоты и поглядывала в окошко, не бежит ли Гриша.С некоторых пор спала баба Дуня тревожно, разговаривала, а то и кричала во сне. Все понимали, что виновата старость и несладкая жизнь, какую баба Дуня провела. С войной и голодом.
Нынче с Гришиным приездом она про [ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ] забыла. День летел в суете и заботах. Укладывались спать. Баба Дуня, совестясь, сказала: – Ночью, може, я шуметь буду. Так ты разбуди. – Я, бабаня, ничего не слышу. Сплю мертвым сном. – Ну и слава Богу. А то вот я шумлю, дура старая. Ничего поделать не могу.Среди ночи Гриша проснулся от крика: –Помогите, люди добрые! Карточки потеряла! Карточки в синем платочке завязаны! Может, кто поднял? Где карточки В синем платочке Люди добрые. Ребятишки Петяня, Шурик, Таечка Домой приду, они [ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ] попросят Хлебец дай, мамушка. А мамушка ихняя– Люди добрые! Не дайте помереть! Петяня! Шура! Таечка!
Гриша поднялся с постели, прошел в бабушкину комнату. – Бабаня! Бабаня! Проснись Она проснулась: – Гриша, ты? Разбудила тебя. Прости, Христа ради. Она чувствовала себя такой виноватой. Гриша вернулся к себе. Баба Дуня ворочалась, вздыхала. Не сразу отступало то, что пришло во сне. Внук тоже не спал. Про карточки он знал. На них давали хлеб. Давно, в войну, и после. А Петяня, о котором горевала бабушка,– это отец.Уже в полудреме Гриша услыхал бабушкино бормотание: – Зима находит Желудков запастись Ребятишкам, детишкам Хлебца не хватает. Не отымайте, Христа ради Не отымайте! И рыдания оборвали крик. Гриша вскочил с постели. – Бабаня! Бабаня, проснись! – Бабаня Ты вправду плачешь? Так ведь это все сон. – Плачу, дура старая. Во сне, во сне – А чего тебе снилось? –Да нехорошее. Будто за желу
·дями я ходила за Дон. Набрала в два мешка. А лесники на пароме отнимают. Вроде не положено. – А зачем тебе желуди? – Кормиться. Мы их толкли, мучки чуток добавляли и [ Cкачайте файл, чтобы посмотреть ссылку ] пекли, ели. – Бабаня, тебе это только снится или это было? – Снится – и было. Не приведи, Господи. Не приведи За обедом баба Дуня горевала: – Не даю тебе спать Старость. – Бабаня,– успокаивал ее Гриша. – Высплюсь, какие мои годы Прошел еще день и еще. Как-то к вечеру стало думаться о бабушке. Она казалась такой слабой и одинокой. А тут еще эти ночи в слезах. Про старые годы вспоминал отец. Но для него они прошли. А для бабушки – нет. И с какой, верно, тягостью ждет она ночи. Все люди прожили горькое и забыли. А у нее оно снова и снова. Но как помочь?И пришла ночь. – Потеряла Нет Нету карточекГде Карточки И слезы, слезы подкатывали. Сердце мальчика облилось жалостью и болью. Он опустился на колени перед кроватью и стал убеждать, мягко, ласково: – Вот ваши карточки, бабаня Ваши в синем платочке? Это ваши, вы обронили. А я поднял. Вот видите, возьмите.Все целые, берите Баба Дуня смолкла. Видимо, там, во сне, она все слышала и понимала. – Мои, мои Платочек мой, синий. Люди скажут. Мои карточки, я обронила. Спаси Христос, добрый человек Баба Дуня смолкла. Гриша сидел у печки и плакал. Слезы катились и катились. Они шли от сердца, потому что сердце болело и ныло, жалея бабу Дуню и кого-то еще Он находился в странном забытьи, словно в годах далеких, иных, и виделось ему там такое горькое, такая беда и печаль, что он не мог не плакать. И он плакал, вытирая слезы кулаком.